2-е мини со спецквеста, кроссовер с "Футурамой"

[peoplelie]

Название: Дитя Солониэль
Автор: plain flier
Бета: Ayliten, КП, Пушистая Лама
Форма: мини, 2435 слов
Задание: Ангелы, демоны и кальмары
Персонажи: крестьяне (Эдвин, Роллон), русалка (Ундигиллаш), зомби, некромант, Зойдберг
Категория: джен
Жанр: юмор, крэк
Рейтинг: РG-13
Краткое содержание: Иногда третья сила мечтает вовсе не о могуществе или мести. Иногда ей просто не хватает тепла.
Примечание: кроссовер с Футурамой
Канон: Disciples III

Эдвин всегда шел на поводу у брата. Никогда не умел ему возразить, никогда не пытался его переспорить. Не потому, что Роллон был старше. Приемные родители не знали, кто из них первым появился на свет, близнецов подкинули под дверь бездетной супружеской пары, для которой они стали благословенным даром небес. А потому, что Роллон с младенчества был первым во всем. Первым поднялся на ноги, первым заговорил. По сравнению с ним Эдвин был покладист и предпочитал плыть по течению. Он легко и охотно переложил право принимать жизненно важные решения на более деятельного и честолюбивого брата. И ситуация его полностью устраивала. До последнего дня.

Он не возражал, когда Роллон заявил, что ему опостылела примитивная крестьянская жизнь, это вечное копание в грязи и навозе, и предложил сбежать из дома. Эдвин ничего не имел против кур и коров и был очень привязан к приемным родителям — простым, добрым людям, отдавшим им всю свою любовь. Но без брата Эдвин не мыслил своего существования. Мысль о том, что он останется один, его ужаснула, и Эдвин послушным хвостиком отправился вслед за Роллоном в неизвестность, ни на минуту не переставая оплакивать разлуку с родным домом.

Не спорил, когда они, измученные голодом, вынуждены были примкнуть к шайке разбойников, промышляющей на границе эльфийских земель.

Промолчал, когда Роллон покинул шайку и ушел к сектантам-эльфам, поклонявшимся русалке Ундигиллаш как новому воплощению божественной Солониэль, супруги творца эльфов Галлеана. Бога, давно забывшего про своих детей.

Роллон видел её мельком, всего один раз, когда атаман разбойников, выдавая себя за предводителя археологов, удостоился чести лично говорить с русалкой. Обычно все переговоры та вела через верную жрицу Глимвед. Но слухи о людях, будто бы разыскивающих священные эльфийские реликвии, привлекли её внимание. Она сразу поняла, что в случае успеха их находки сыграют ей на руку, подтвердив её право называться супругой самого Галлеана.

Одного взгляда на русалку оказалось достаточно, чтобы Роллон потерял голову от любви. Эдвин догадался об этом по тому, как брат смотрел на Ундигиллаш. Словно кроме неё никого не было на всем белом свете.

Мерфолки приняли разбойников с распростертыми объятиями и позволили раскапывать древние руины, принадлежавшие, по сохранившимся преданиям, последней жрице прежней Солониэль, что превратилась в безмясую богиню нежити. Чье имя живые поминали с оглядкой и шепотом, чтобы не накликать на себя беду.

Чего Эдвин не знал, так это того, что перед уходом от разбойников Роллон без их ведома прихватил одну из вещиц, найденную в руинах. Вещицу, о которой никому, даже брату — что было обиднее всего, — не сказал ни слова. Но именно эта вещица спасла им жизнь, хоть и стала причиной тяжелых испытаний.

Им несказанно повезло, что они были на охоте, когда армия нежити, заявившаяся на острова, захватила Ундигиллаш и увела её на юг в мертвые пустоши Алкмаара. По пути нежить уничтожила эльфийский город Джидону. Зарево пожара было видно за много миль, предупреждая об опасности немногих уцелевших в окрестных лесах.

Впервые в жизни Эдвин посмел возразить брату, когда тот как безумный бросился навстречу зареву с именем Ундигиллаш на устах. Русалка околдовала его, как многих других, и Роллон был готов пожертвовать жизнью ради её спасения. Эдвину удалось удержать брата, лишь повиснув на нем всем телом. От горя Роллона охватила слабость, и он упал в рыданиях на землю вместо того, чтобы с яростью отбросить брата в сторону. Постепенно рыдания стихли, и Роллон крепко уснул. Несколько дней, пока он приходил в себя и набирался сил, братья провели вблизи развалин города, уничтоженного нежитью, прячась от заполонивших округу мертвецов. Какое-то черное колдовство превращало живых в нежить и поднимало не похороненные трупы. Однако зловещая магия почему-то не коснулась братьев. Они были единственными живыми в царстве мертвых, но Эдвин не радовался странному везению. Оно пугало его и озадачивало.

Впрочем, все сомнения он держал при себе, чтобы не расстраивать брата, и без того страдающего от безумной страсти к русалке. Роллон был одержим мыслью отправиться по следам нежити и спасти Ундигиллаш. Удерживали его от этого лишь мольбы Эдвина не бросать его одного среди того кошмара, что творился на островах. Роллон привык видеть в Эдвине младшего брата, нуждающегося в опеке и защите, так что он ни за что не бросил бы его на верную смерть. Знай Эдвин наперед, к чему приведет промедление, согласился бы на что угодно, лишь бы убраться подобру-поздорову из проклятого места. Да только будущее было скрыто для него плотной завесой, столь же плотной, как тьма, обрушившаяся на островных эльфов.

После ухода армии Мортис вся поднявшаяся нежить неприкаянно и неутомимо скиталась по островам. Без цели, без руководства. Мортис не говорила со своими бывшими слугами. Она бросила их на произвол судьбы, и этим благоприятным обстоятельством не преминул воспользоваться некий некромант, один из тех, что обрел свободу после того, как Мортис отомстила неверному супругу, наслав на него безумие, и потеряла интерес к большинству из своих жутких творений.

Подчинив своей воле нежить, некромант занялся поиском артефактов, которые могли увеличить его мощь, и поиск этот привел его прямиком в убежище братьев.

— Так-так, — обрадовано потирая сморщенные руки, произнес некромант, едва увидев, какая добыча досталась ему. — Люди. Живые люди, — повторил он почти нараспев и захихикал. — Это неспроста.

У нежити нет обоняния, но некромант был готов поклясться, что чует душок чар, окутавших как место, так и двух пленников. Сладкий аромат древнего могущества будоражил видениями, от которых захватывало дух. Вернее, от которых захватывало бы дух, обладай нежить способностью дышать. Частично сила распространялась от почти полностью скрытого каменного алтаря, чей тусклый краешек едва выглядывал из-под мха, густо устилавшего землю. Но другая часть силы явно исходила от людей.

— Какие розовенькие, какие живые. Кровь с молоком, — продолжал хихикать некромант, разглядывая братьев. — Почему вы не умерли, драгоценные? Какой артефакт вас охраняет?

— У нас нет ничего, — твердо ответил Роллон.

— Врешь, врешь. Нехорошо, — укорил его некромант. — Я знаю, он у тебя. Дай мне его, — приказал он, и когда Роллон не подчинился, завопил во весь голос, мгновенно утратив мнимое благодушие: — Дай, или умрешь!

Эдвин с ужасом взглянул на брата.

— Пожалуйста, — прошептал он.

— Ты не понимаешь, — ответил ему Роллон. — Это амулет не дает нам умереть. Он наделен силой жизни.

— Очень хорошо, — сказал некромант. — Ты умен. Я мог бы взять тебя в ученики. Потом. Сейчас ты отдашь амулет, или первым умрет твой брат.

Роллону ничего не оставалось, как показать тайник, в котором он прятал загадочный артефакт: ракушку с вырезанными на ней непонятными символами.

При виде неё некромант изменился в лице.

— Утерянная реликвия Солониэль, — произнес он с благоговением. — С её помощью я вызову истинное дитя богини и обрету невиданное могущество!

Некромант провел рукой по ракушке, и та под его прикосновением вспыхнула мертвенным зеленоватым сиянием.

Роллон и Эдвин переглянулись. Во взгляде Роллона читалось осуждение. Во взгляде Эдвина — вина.

***

Зойдберг пробрался в женский туалет и потянулся за рулоном туалетной бумаги. Ему уже несколько раз удавалось незаметно стащить её и славно пообедать. Пропажу обнаружили, но ни Лила, ни Эми пока что не подозревали его в воровстве. И никогда не заподозрят. С каждой кражей он становился все более и более опытным вором. Скоро он превзойдет самого Бендера. В порыве самодовольства Зойдберг победно помахал ротовыми щупальцами, и вдруг его окутала странная зеленая дымка. Зойдберг инстинктивно зажмурился и присел. На пробу он открыл один глаз и замер. Он больше не находился в милом и уютном женском туалете «Планеты Экспресс», а стоял на небольшом возвышении в окружении существ, подозрительно похожих на трупы недельной свежести.

— Здравствуйте, — неуверенно произнес он, сдерживая порыв с громким улюлюканьем сбежать с камня и спрятаться где-нибудь в укромном месте. Во-первых, он не знал, куда бежать, а во-вторых, сомневался, что сумеет вовремя скрыться.

— Что за ничтожество! — услышал он в ответ, и перед ним предстала чем-то недовольная человеческая особь в грязном балахоне. На шее у особи красовалось ожерелье из черепов.

— Я — Зойдберг.

— Откуда ты взялся? Где истинное дитя Солониэль? — сурово вопросило существо и ткнуло когтистым ссохшимся пальцем ему в грудь.

— Не знаю, — растерялся Зойдберг. — А как оно выглядит? Мы можем его поискать.

— Уж точно не как тупой спрут-переросток, — пренебрежительно отмахнулся странный человек. — Или в описание ритуала закралась ошибка, или артефакт утратил большую часть силы, — пробормотал человек и фыркнул: — Еще одно живое розовое создание на мою голову. С ракушками на заднице.

Зойдберг покраснел. Он гордился количеством ракушек на заду, но за годы общения с людьми усвоил, что по некоторым вопросам с ними лучше не спорить.

Убедившись, что от разумного моллюска нет никакой пользы, как и никакого вреда, человек потерял к нему интерес. Мертвецам же, не проявлявшим и признака собственной воли, до Зойдберга и подавно не было никакого дела. И к радости, и к огорчению, он оказался предоставленным самому себе. Хорошим в ситуации было то, что его никто не шпынял и не обижал почем зря. Плохим — то, что его никто не замечал. Ощущение одиночества среди мертвецов переживалось острее и болезненнее, чем в «Планете-Экспресс». Там, по крайней мере, остались его лучшие друзья: Гермес, профессор, Фрай. Здесь же он был один-одинешенек.

Как назло, от переживаний у Зойдберга разыгрался аппетит. Но нежить не нуждается в пище, и поживиться здесь было абсолютно нечем. Муки голода становились всё сильнее. Зойдберг, слоняясь по лагерю нежити в поисках хоть какой-нибудь еды, в сильном расстройстве совершенно машинально отщипнул клешнями кусочек плоти от зомби, проходившего мимо. Виноват в том был аппетитный аромат, исходивший от трупа, — невыносимый для умирающего от голода декаподианца. Зойдберг смущенно оглянулся, но никто не отреагировал на его выходку, включая и слегка пощипанного зомби. Тогда, расхрабрившись, Зойдберг украдкой отхватил еще кусочек. На вкус мясо напоминало вяленую воблу с легким привкусом горечи от гнилой болотной тины. Определенно, оно было вкуснее бейсбольных перчаток и мешков из-под мусора.

С этого момента Зойдберг устраивал себе перекус при каждом удобном случае. Вскоре от плоти одного из зомби не осталось ни клочка мяса. За ним последовал другой, третий... Зомби приняли как должное превращение в костяных воинов, видимо, списав его на желание Мортис. Некроманту же было все равно, кем управлять. Пока было кем. Пусть его отряд отныне и постукивал костями при ходьбе, некромант не жаловался. Зойдберг же, решив для себя наиглавнейшую из проблем, заскучал.

В сосуществовании с нежитью, помимо непривычного изобилия пищи, определенно были свои плюсы. Например, запах гнили, исходивший от мертвецов, перекрывал собственный отвратительный запах Зойдберга. Так что впервые он мог с уверенностью сказать, что пахнет намного приятнее. Жаль, что плюсов было меньше, чем минусов.

Мертвые не смеялись над его шутками. Не ругались на него. Они оставались равнодушны ко всему. У Зойдберга была еда, но она впервые не радовала его. В окружении мертвецов, походивших на марионеток, он чувствовал себя невыносимо одиноким.

От одиночества Зойдберг и обратил внимание на пленников-людей, которых некромант пока почему-то не трогал. Они были очень похожи на Фрая, и Зойдбергу взгрустнулось. Он понял, что больше всего желает найти здесь друга. Без друзей и еда не в радость, какой бы вкусной она ни была. Зойдберга с невероятной силой потянуло к единственным живым существам на унылом кладбище безразличия. Они могли оценить его шутки. Они могли стать его новыми друзьями!

Братьев строго стерегли, но охрана никак не реагировала на Зойдберга. Мертвецы беспрекословно подчинялись некроманту, а тот испытывал к плоду неудачного ритуала лишь величайшее пренебрежение, которое передалось и остальной нежити. Зойдберг мог ходить, где пожелает, без опасения подвергнуться нападению.

— Вы знаете, чем отличается псевдоподия от ложноножки? — спросил он братьев, решив при первом знакомстве подать себя с самой лучшей стороны, поразив будущих друзей замечательным чувством юмора.

— Это еще что за страшилище? — воскликнул Роллон, разглядывая в упор мерзкое и вонючее существо, внезапно появившееся перед ними. — Тебя отправили мучить нас?

— Нет, я хочу с вами познакомиться. Вам, наверное, тут так же одиноко, как мне, — сказал Зойдберг, всё еще не теряя надежды произвести приятное впечатление.

— Так мы тебе и поверили. Держи карман шире.

— Если вас это развеселит, то, пожалуйста, — Зойдберг с готовностью потянул клешнями за карман своего белого халата.

Эдвин, до этого круглыми глазами глядевший на розового незнакомца, прыснул от смеха. Страх перед странным уродцем рассеялся без следа.

Роллон его смех не одобрил.

— Он смешной, — смущенно произнес Эдвин в своё оправдание.

— Ему от нас что-то нужно, — возразил Роллон.

— Ничего особенного. Мы могли бы поговорить. Или сходить куда-нибудь, — предложил Зойдберг.

— Ты что, тупой как пробка или притворяешься? Промой глаза, выродок. Мы закованы в цепи и вокруг нежить. Она нас живыми не выпустит.

— Мне нежить тоже не нравится, — оживился Зойдберг. Роллон ругался почти как Гермес Конрад. Оскорблял и унижал. «Я ему определенно небезразличен», — подумал Зойдберг.

— Я могу перекусить цепи, — Зойдберг в доказательство поклацал в воздухе клешнями. — У меня хорошо получается резать и чикать.

— Тебе не позволят, — возразил Роллон. Предложение уродливого незнакомца вызывало подозрение: не некромант ли подослал его к ним с какой-то целью?

— Здесь никто не обращает на меня внимания, — пожаловался Зойдберг и, не теряя времени, щелкнул клешнями, на этот раз по цепям. Те были ржавыми и легко поддались. Странно, но мертвецы, охранявшие братьев, даже не шевельнулись. Роллон медленно привстал.

— Бетрезен тебя подери, — сказал он, сделав на пробу несколько шагов в сторону. Нежить снова не обратила на него внимания.

— Как тебе это удается? — спросил он своего освободителя.

Зойдберг раздулся от гордости.

— У меня очень острые клешни, — ответил он.

Эдвин снова поперхнулся смешком, но строгий взгляд брата заставил его прикрыть рот ладонью.

— Прости, — сказал он. — Ты очень смешной.

— Спасибо, — растроганно ответил Зойдберг. С каждой минутой он всё сильнее привязывался к братьям. Они были такими милыми. Почти как Фрай.

Шаг за шагом братья в сопровождении Зойдберга осторожно продвигались за пределы лагеря нежити. Мертвецы скользили по ним безразличными взглядами, не пытаясь остановить. Братья успели зайти за деревья, окружавшие стоянку, когда раздался громкий вопль. Некромант обнаружил нерадивость охраны и отправил мертвецов на перехват. В первых рядах погони темным клубком мелькала баньши.

— Почему вы остановились? — спросил Зойдберг братьев. — Надо бежать.

— От баньши не убежишь, — ответил Эдвин.

Роллон на этот раз промолчал, лишь кивнул. Братья обнялись на прощание и с мрачной решимостью повернулись в сторону надвигающейся на них нежити.

— Смерть им! — завизжала баньши; оборотень, сопровождавший её, завыл в унисон.

Эдвин закрыл глаза. Всё, о чем он просил, — чтобы смерть была быстрой и не мучительной. Поэтому, в отличие от Роллона, он не видел, как преобразился их столь забавный и уродливый спаситель. Зойдберг пришел в ярость, когда понял, что нежить пытается убить братьев, которых он считал своим лучшими друзьями в этой дыре. Подняв гребень, он бесстрашно бросился в атаку прямо на вырвавшуюся вперед баньши.

— Никто не смеет угрожать моим друзьям! — закричал он в гневе.

И тут же мертвенно-зеленый дым окутал не только фигуру разъяренного дитя Солониэль, но и все поле битвы. Когда дым рассеялся, в лесу остались лишь братья. Живые и невредимые. Вся нежить и смешной розовый краб со щупальцами исчезли без следа.

— Истинное дитя Солониэль, — потрясенно выдохнул Роллон. — Он спас нас.

— Да, — кивнул Эдвин. Он был потрясен не меньше брата. — Ты слышал? Он назвал нас своими друзьями!

***

Где-то в XXXI веке Зойдберг с изумлением разглядывал моток туалетной бумаги в своей клешне. Он вернулся обратно в женский туалет «Планеты–Экспресс», куда пробрался, чтобы похитить рулон и съесть его на обед.

— Я опять один. Без друзей.

Он с грустью посмотрел на еду. Печаль, охватившая Зойдберга, едва не лишила его аппетита. Но потом мысль, что зато не придется ни с кем делиться бумагой, вернула ему хорошее настроение, и Зойдберг торопливо затолкал рулон в ротовую щель и с удовольствием его проглотил.