Ты заходи, если что. (с)
Сказка Сергея Неграша "Страна камней" заставила меня вспомнить собственный рассказик, когда-то давно написанный.
На мой взгляд он дописан. Все что хотела сказать - сказала.
Продолжить может и должен каждый согласно своей фантазии…. Ибо окончание не суть важно и не должно быть делом рук автора.
З.Ы. Название, понятное дело, иносказательное.
читать дальшеЯ сбежал из этого мира в четверг, когда устал от примитивного однообразия жизни человека без будущего и настоящего. Я недолго размышлял куда мне направить путь, меня влекло яркое несбыточное, то чего быть не могло, фееричное, сказочное по своей сути, место в котором невозможное было возможным, где не надо было каждый день бороться с самим собой.
О том, что побег возможен, я догадывался уже давно, но о том, как его можно осуществить узнал гораздо позже. Прежде я научился проходить сквозь предметы и людей. Хотя слово «научился» здесь не подходит. Просто однажды я поймал себя на мысли, что если очень захочу, то смогу совершить этот удивительный трюк и никто ничего не заметит. Я шел тогда по улице, не зная куда себя деть, и на душе было особенно тоскливо и тошно. Одна половина моего разума запротестовала и попробовала уверить меня, что я сошел с ума. В ответ я только пожал плечами и прошел сквозь столб у подземного перехода целых два раза. Этот успех меня воодушевил, и подобные переходы стали обыкновением до тех пор, пока я не осознал, что могу проделывать то же самое и с людьми. Но этот опыт я откладывал, дожидаясь особого настроения, вдохновения. И вот оно пришло, когда я как обычно прогуливался по хорошо знакомой улице. Мне вдруг показалось, что я нахожусь среди незнакомых и диковинных чужих существ, чья отталкивающая наружность сильно поразила мое воображение. Они обладали вытянутыми, приплюснутыми туловищами, над которыми был насажен предмет округлой формы; по бокам их тел отходили странные уродливые отростки, и почти такими же они передвигались по земле. Когда видение исчезло, я понял, что каким-то образом сумел посмотреть чужими глазами на людей. И тогда я решился на побег. Уйти сквозь это пространство, сквозь это время. Опасался я одного – что город меня не отпустит.
Когда я открыл дверь – он встретил меня, корчась и извиваясь змеем, чья чешуйчатая кожа дракона легенд противна ему самому. Как раздвоенный язык алело солнце на продырявленном небе. Люди шли, опустив головы, и не видели собственных лиц. Деревья над ними нависали бреющими самолетами. Каждый лист был так остер, что одним прикосновением мог срубить им головы, но листья не видели людей, они отражали облака, тающие в глазах надвигающейся ночи.
Кто ты? – сказал я сам себе и оглядел каждый камень мостовой, призывающий преткнуться об него с размаху и прильнуть окровавленным виском. Любой столб, глухой и серый, был мне дороже тех, кто шел по своим распятым душам, тенями, скользящими в грязи и пыли городской бездны.
Ты знаешь меня? Быть может, я был с тобою когда-то знаком?
Но человек или мертвец ничего не ответил мне. Он был немым и слепым. Я тронул себя за руку и почувствовал, как она пугающе холодна. Вот так начинается сумасшествие. Или пробуждение?
Порог был высок, выше Монблана, но я перешагнул его и задвигался подобно тем, кто уже ступил на извивы и переплетения издыхающего дня. Миллионы лет спрессовались в моей душе в один тусклый, шершавый черный алмаз. Я раскачивал его, пытаясь вынуть из основания и откинуть прочь как булыжник грязной мостовой, но он сопротивлялся, и я был вынужден сдаться и оставить его там, где он отыскал себе место. Я пошел дальше как остальные прохожие, также низко опустив голову, словно она оттягивала шею и не давала мне разогнуться. Тот груз, что остался за спиной продолжал давить, и никакому дервишу не было под силу избавить меня от него. Но у меня было спасение, мой дар, неведомо кем преподнесенный мне. И я доверился ему.
Идти сквозь людей пришлось долго. Сквозь некоторых проходить было неприятно, а иногда и мерзко, все равно как через грязную комнату или через болото продираться. Встречались люди, изнутри сплошь заросшие паутиной, облеплявшей мое лицо и руки. Но трудности перехода не пугали меня. Я упрямо шел, никуда не сворачивая, и постепенно перед моим взором предстало сияние чарующее и манящее; при виде его мои силы удвоились, я побежал навстречу ему, и вскоре скрылся в нем, подобно тому, как скрываются люди и предметы в густом тумане. Я шел теперь сквозь сияние, и оно ласкало меня. Ощущение непередаваемое и удивительное, ничего похожего до этого мне переживать не доводилось. Я шел и мечтал, чтобы это состояние длилось вечность, чтобы дорога моя была бесконечной, и сияние никуда не исчезало.
Но оно пропало, и я чуть не заплакал от огорчения и боли разлуки.
Струящийся человек возник из ничего. Капли дождя приходят к нам с неба. Откуда пришел он? Наверное, он был вокруг, и я не видел его прежде, потому что был занят только своими мыслями и ощущениями. Человек, находящийся в себе, не замечает того, что делается вокруг, и часто забывает очевидные вещи. Одни забывают друзей и то, что им обещали, другие забывают свои чувства, третьи жертвы, которые им приносили другие. Это не от жестокости их происходит, а от равнодушия, от неумения любить. И как забытые существа они засыхают в пустыне собственного «я».
В первую минуту появления Струящегося человека, я испугался его. Он был похож на порождение больного разума: струился и переливался, оставаясь серым и неподвижным. Он был то невыносимо ярок, то невыразимо тускл. И я отвернулся от него потому, что не мог выдержать его изменений, в которых не было никакого порядка чередований, а потом вновь принялся смотреть на него, завороженный его непонятной природой.
- Единственный кого вам следует опасаться – это вы сами, - дружески заметил он, когда я в очередной раз прикрыл глаза.
- Это трудно, поэтому я предпочитаю избавляться от тех мест, которые меня окружают.
- Это неразумно.
- Но намного проще.
- Вы ищите легкий путь?
- Мне нужна смена впечатлений.
- Куда же вы намереваетесь отправиться?
- Куда-нибудь.
- А точнее?
- Не знаю, - честно признался я.
- Плохо, - огорчился он за меня. – Я не смогу вам помочь.
- А вы бы хотели?
- Обычно у меня получается.
Он был скромен.
- Тогда выведете меня к свету. Я его видел до встречи с вами, но он неожиданно пропал, - попросил я его.
Он внимательно оглядел меня и кивнул головой.
- Единственный выход видится в том, что вы будете просто выбирать из того, что я вам буду предлагать.
- Вы очень любезны.
- Можно начать с чего-нибудь более простого. Вы ведь готовы к испытаниям?
- Смотря к каким.
- Ни к каким, - категорично заявил он.
Он знал меня лучше, и я этому не удивился, возможно, он умел видеть людей насквозь. Когда надолго покидаешь дом в такой необычный день, следует быть готовым и не к таким чудесам.
- Как на счет Подвешенного Фонаря? - спросил он, и зашелся такими переливами, что мне почудилось, что он, таким образом, мне заговорщицки подмигнул.
- Я не фонарщик, - обиделся я, не понимая его предложения.
- Но немного света в темноте не помешает, - возразил он.
- Я не против, если вы считаете это важным.
- Важного нет, есть самое главное - это та жизнь, которая тащится за тобой по твоим следам, прицепившись к подошве твоих ботинок, - неожиданно перешел на «ты» Струящийся человек.
- У нас в городе нечищеные улицы. Все дворники ушли, когда им перестали платить.
- Но необязательно каждый раз ступать в грязь, ее можно и обойти.
- Когда вокруг одна грязь - не важно куда ступаешь, везде запачкаешься.
- Я не буду спорить с тобой, - с достоинством проговорил он. – Люди известны тем, что находят себе оправдание даже в тех ситуациях, когда чувствуют свою неправоту.
- Это помогает нам выживать.
- Ты хотел сказать «погибать»? – поправил он меня.
- Я не силен в спорах.
- А я в утверждениях, но могу подарить тебе не одно впечатление.
- Я с благодарностью принимаю твое предложение.
- Тогда не будем задерживаться. Нас уже не ждут, - заторопился он и прошел сквозь меня. Я сам стал похож на радугу и исчез, не успев поправить Струящегося человека, запутавшегося во временах.
Сознание я не терял, однако, когда открыл глаза, то увидел вокруг себя луг, наполненный цветами до отказа. Он до того распух от обилия пыльцы, нектара, запахов, пчел, бабочек, кузнечиков и свежего ветра, что еле вмещал все это в себя. Тем не менее, я не пугался его обжорства, а смеялся над ним и своими страхами, и над тем, что мне предстояло испытать.
- Ты можешь любить, - удовлетворенно заметил Струящийся человек, колеблемый местным воздухом поблизости.
- А ты похож на забавного жука, - воскликнул я, приглядевшись к нему.
- Не больше чем ты, - возразил он мне, и свернулся в нечто похожее на геометрическую фигуру, количество граней которой сосчитать было невозможно.
- Мне здесь нравится, - признался я. – И я не вижу ничего страшного. Впрочем, как и Подвешенного Фонаря.
- Он пока нас не заметил, - охладил мою радость Струящийся человек. – Но если ты постараешься, он придет, и ты узнаешь, как опасно надеяться на незаслуженное спасение.
- Премного тебе благодарен за твои утешительные речи, - с этими словами я пошел по лугу и по неосторожности погубил несколько цветов, на беду самые красивые из всех меня окружавших. В ответ луг вздохнул, по нему прошла судорога, и я чуть не упал. Пришлось приложить невероятные усилия, чтобы удержаться на ногах, при этом я сломал еще несколько растений.
- Вот ты и попался, - обрадовался Струящийся человек, и исчез, оставив после себя дрожащее сияние. А я оказался один на один с Подвешенным Фонарем, возникшим на лугу примерно так же, как в древнегреческом театре появлялся Бог из машины.
- Здравствуй, человек, - сказал Подвешенный Фонарь.
Он был похож на подвесной светильник, точную копию тех, которые лили из бронзы мастера во времена Константина Великого, этакий кораблик, с фигурками людей на борту. Одна из этих фигурок, стоявшая у руля, и разговаривала со мной; вторая же, расположенная на носу кораблика, (ее обычно отливали с рукой поднятой для благословения), от меня отвернулась, заложив руки за спину. Гнезда для плошек у фонаря были пусты, но он все равно светился, но светом бронзовым, и мне от чего-то стало жаль кораблик и двух его человечков.
- Здравствуй, кораблик, - вежливо поздоровался я в ответ.
- Здесь нет ничего похожего на то, о чем ты упомянул, - с достоинством возразил человечек.
- Не будем спорить о форме предмета.
- Особенно, если суть его столь явственно видна, - подхватил человечек. И я сдался.
- Нам очень жаль, что ты поторопился. Люди часто торопятся, а потом обвиняют нас или Колесо в том, что с ними случается. И тебе придется исправлять погубленное тобой.
- Но как?
- Надо заменить погибшие цветы и растения другими.
- Это легко сделать – здесь так много растений, что они буквально громоздятся друг на друге. Достаточно рассадить, вот хотя бы те, фиолетовые в крапинку, и я уверен, они приживутся, и все будет выглядеть так, будто меня тут и не было.
- Ничего пересаживать нельзя, - внушительно проговорил человечек, – все находится на своем месте и не терпит чужого. Если ты нарушишь равновесие, этот луг опустеет, а вместе с ним опустеешь и ты.
- Я? – у меня в горле пересохло от такого грозного предупреждения. – Но что тогда делать?
- Ты должен сам решить как помочь лугу.
- Пойти туда не знаю куда, принести то, не знаю что.
- Именно так, - согласился человечек – И раз ты знаешь это, нам не о чем больше говорить.
С этими словами фонарь исчез, а я остался один на лугу не представляя куда мне идти и что делать.
На мой взгляд он дописан. Все что хотела сказать - сказала.
Продолжить может и должен каждый согласно своей фантазии…. Ибо окончание не суть важно и не должно быть делом рук автора.
З.Ы. Название, понятное дело, иносказательное.
читать дальшеЯ сбежал из этого мира в четверг, когда устал от примитивного однообразия жизни человека без будущего и настоящего. Я недолго размышлял куда мне направить путь, меня влекло яркое несбыточное, то чего быть не могло, фееричное, сказочное по своей сути, место в котором невозможное было возможным, где не надо было каждый день бороться с самим собой.
О том, что побег возможен, я догадывался уже давно, но о том, как его можно осуществить узнал гораздо позже. Прежде я научился проходить сквозь предметы и людей. Хотя слово «научился» здесь не подходит. Просто однажды я поймал себя на мысли, что если очень захочу, то смогу совершить этот удивительный трюк и никто ничего не заметит. Я шел тогда по улице, не зная куда себя деть, и на душе было особенно тоскливо и тошно. Одна половина моего разума запротестовала и попробовала уверить меня, что я сошел с ума. В ответ я только пожал плечами и прошел сквозь столб у подземного перехода целых два раза. Этот успех меня воодушевил, и подобные переходы стали обыкновением до тех пор, пока я не осознал, что могу проделывать то же самое и с людьми. Но этот опыт я откладывал, дожидаясь особого настроения, вдохновения. И вот оно пришло, когда я как обычно прогуливался по хорошо знакомой улице. Мне вдруг показалось, что я нахожусь среди незнакомых и диковинных чужих существ, чья отталкивающая наружность сильно поразила мое воображение. Они обладали вытянутыми, приплюснутыми туловищами, над которыми был насажен предмет округлой формы; по бокам их тел отходили странные уродливые отростки, и почти такими же они передвигались по земле. Когда видение исчезло, я понял, что каким-то образом сумел посмотреть чужими глазами на людей. И тогда я решился на побег. Уйти сквозь это пространство, сквозь это время. Опасался я одного – что город меня не отпустит.
Когда я открыл дверь – он встретил меня, корчась и извиваясь змеем, чья чешуйчатая кожа дракона легенд противна ему самому. Как раздвоенный язык алело солнце на продырявленном небе. Люди шли, опустив головы, и не видели собственных лиц. Деревья над ними нависали бреющими самолетами. Каждый лист был так остер, что одним прикосновением мог срубить им головы, но листья не видели людей, они отражали облака, тающие в глазах надвигающейся ночи.
Кто ты? – сказал я сам себе и оглядел каждый камень мостовой, призывающий преткнуться об него с размаху и прильнуть окровавленным виском. Любой столб, глухой и серый, был мне дороже тех, кто шел по своим распятым душам, тенями, скользящими в грязи и пыли городской бездны.
Ты знаешь меня? Быть может, я был с тобою когда-то знаком?
Но человек или мертвец ничего не ответил мне. Он был немым и слепым. Я тронул себя за руку и почувствовал, как она пугающе холодна. Вот так начинается сумасшествие. Или пробуждение?
Порог был высок, выше Монблана, но я перешагнул его и задвигался подобно тем, кто уже ступил на извивы и переплетения издыхающего дня. Миллионы лет спрессовались в моей душе в один тусклый, шершавый черный алмаз. Я раскачивал его, пытаясь вынуть из основания и откинуть прочь как булыжник грязной мостовой, но он сопротивлялся, и я был вынужден сдаться и оставить его там, где он отыскал себе место. Я пошел дальше как остальные прохожие, также низко опустив голову, словно она оттягивала шею и не давала мне разогнуться. Тот груз, что остался за спиной продолжал давить, и никакому дервишу не было под силу избавить меня от него. Но у меня было спасение, мой дар, неведомо кем преподнесенный мне. И я доверился ему.
Идти сквозь людей пришлось долго. Сквозь некоторых проходить было неприятно, а иногда и мерзко, все равно как через грязную комнату или через болото продираться. Встречались люди, изнутри сплошь заросшие паутиной, облеплявшей мое лицо и руки. Но трудности перехода не пугали меня. Я упрямо шел, никуда не сворачивая, и постепенно перед моим взором предстало сияние чарующее и манящее; при виде его мои силы удвоились, я побежал навстречу ему, и вскоре скрылся в нем, подобно тому, как скрываются люди и предметы в густом тумане. Я шел теперь сквозь сияние, и оно ласкало меня. Ощущение непередаваемое и удивительное, ничего похожего до этого мне переживать не доводилось. Я шел и мечтал, чтобы это состояние длилось вечность, чтобы дорога моя была бесконечной, и сияние никуда не исчезало.
Но оно пропало, и я чуть не заплакал от огорчения и боли разлуки.
Струящийся человек возник из ничего. Капли дождя приходят к нам с неба. Откуда пришел он? Наверное, он был вокруг, и я не видел его прежде, потому что был занят только своими мыслями и ощущениями. Человек, находящийся в себе, не замечает того, что делается вокруг, и часто забывает очевидные вещи. Одни забывают друзей и то, что им обещали, другие забывают свои чувства, третьи жертвы, которые им приносили другие. Это не от жестокости их происходит, а от равнодушия, от неумения любить. И как забытые существа они засыхают в пустыне собственного «я».
В первую минуту появления Струящегося человека, я испугался его. Он был похож на порождение больного разума: струился и переливался, оставаясь серым и неподвижным. Он был то невыносимо ярок, то невыразимо тускл. И я отвернулся от него потому, что не мог выдержать его изменений, в которых не было никакого порядка чередований, а потом вновь принялся смотреть на него, завороженный его непонятной природой.
- Единственный кого вам следует опасаться – это вы сами, - дружески заметил он, когда я в очередной раз прикрыл глаза.
- Это трудно, поэтому я предпочитаю избавляться от тех мест, которые меня окружают.
- Это неразумно.
- Но намного проще.
- Вы ищите легкий путь?
- Мне нужна смена впечатлений.
- Куда же вы намереваетесь отправиться?
- Куда-нибудь.
- А точнее?
- Не знаю, - честно признался я.
- Плохо, - огорчился он за меня. – Я не смогу вам помочь.
- А вы бы хотели?
- Обычно у меня получается.
Он был скромен.
- Тогда выведете меня к свету. Я его видел до встречи с вами, но он неожиданно пропал, - попросил я его.
Он внимательно оглядел меня и кивнул головой.
- Единственный выход видится в том, что вы будете просто выбирать из того, что я вам буду предлагать.
- Вы очень любезны.
- Можно начать с чего-нибудь более простого. Вы ведь готовы к испытаниям?
- Смотря к каким.
- Ни к каким, - категорично заявил он.
Он знал меня лучше, и я этому не удивился, возможно, он умел видеть людей насквозь. Когда надолго покидаешь дом в такой необычный день, следует быть готовым и не к таким чудесам.
- Как на счет Подвешенного Фонаря? - спросил он, и зашелся такими переливами, что мне почудилось, что он, таким образом, мне заговорщицки подмигнул.
- Я не фонарщик, - обиделся я, не понимая его предложения.
- Но немного света в темноте не помешает, - возразил он.
- Я не против, если вы считаете это важным.
- Важного нет, есть самое главное - это та жизнь, которая тащится за тобой по твоим следам, прицепившись к подошве твоих ботинок, - неожиданно перешел на «ты» Струящийся человек.
- У нас в городе нечищеные улицы. Все дворники ушли, когда им перестали платить.
- Но необязательно каждый раз ступать в грязь, ее можно и обойти.
- Когда вокруг одна грязь - не важно куда ступаешь, везде запачкаешься.
- Я не буду спорить с тобой, - с достоинством проговорил он. – Люди известны тем, что находят себе оправдание даже в тех ситуациях, когда чувствуют свою неправоту.
- Это помогает нам выживать.
- Ты хотел сказать «погибать»? – поправил он меня.
- Я не силен в спорах.
- А я в утверждениях, но могу подарить тебе не одно впечатление.
- Я с благодарностью принимаю твое предложение.
- Тогда не будем задерживаться. Нас уже не ждут, - заторопился он и прошел сквозь меня. Я сам стал похож на радугу и исчез, не успев поправить Струящегося человека, запутавшегося во временах.
Сознание я не терял, однако, когда открыл глаза, то увидел вокруг себя луг, наполненный цветами до отказа. Он до того распух от обилия пыльцы, нектара, запахов, пчел, бабочек, кузнечиков и свежего ветра, что еле вмещал все это в себя. Тем не менее, я не пугался его обжорства, а смеялся над ним и своими страхами, и над тем, что мне предстояло испытать.
- Ты можешь любить, - удовлетворенно заметил Струящийся человек, колеблемый местным воздухом поблизости.
- А ты похож на забавного жука, - воскликнул я, приглядевшись к нему.
- Не больше чем ты, - возразил он мне, и свернулся в нечто похожее на геометрическую фигуру, количество граней которой сосчитать было невозможно.
- Мне здесь нравится, - признался я. – И я не вижу ничего страшного. Впрочем, как и Подвешенного Фонаря.
- Он пока нас не заметил, - охладил мою радость Струящийся человек. – Но если ты постараешься, он придет, и ты узнаешь, как опасно надеяться на незаслуженное спасение.
- Премного тебе благодарен за твои утешительные речи, - с этими словами я пошел по лугу и по неосторожности погубил несколько цветов, на беду самые красивые из всех меня окружавших. В ответ луг вздохнул, по нему прошла судорога, и я чуть не упал. Пришлось приложить невероятные усилия, чтобы удержаться на ногах, при этом я сломал еще несколько растений.
- Вот ты и попался, - обрадовался Струящийся человек, и исчез, оставив после себя дрожащее сияние. А я оказался один на один с Подвешенным Фонарем, возникшим на лугу примерно так же, как в древнегреческом театре появлялся Бог из машины.
- Здравствуй, человек, - сказал Подвешенный Фонарь.
Он был похож на подвесной светильник, точную копию тех, которые лили из бронзы мастера во времена Константина Великого, этакий кораблик, с фигурками людей на борту. Одна из этих фигурок, стоявшая у руля, и разговаривала со мной; вторая же, расположенная на носу кораблика, (ее обычно отливали с рукой поднятой для благословения), от меня отвернулась, заложив руки за спину. Гнезда для плошек у фонаря были пусты, но он все равно светился, но светом бронзовым, и мне от чего-то стало жаль кораблик и двух его человечков.
- Здравствуй, кораблик, - вежливо поздоровался я в ответ.
- Здесь нет ничего похожего на то, о чем ты упомянул, - с достоинством возразил человечек.
- Не будем спорить о форме предмета.
- Особенно, если суть его столь явственно видна, - подхватил человечек. И я сдался.
- Нам очень жаль, что ты поторопился. Люди часто торопятся, а потом обвиняют нас или Колесо в том, что с ними случается. И тебе придется исправлять погубленное тобой.
- Но как?
- Надо заменить погибшие цветы и растения другими.
- Это легко сделать – здесь так много растений, что они буквально громоздятся друг на друге. Достаточно рассадить, вот хотя бы те, фиолетовые в крапинку, и я уверен, они приживутся, и все будет выглядеть так, будто меня тут и не было.
- Ничего пересаживать нельзя, - внушительно проговорил человечек, – все находится на своем месте и не терпит чужого. Если ты нарушишь равновесие, этот луг опустеет, а вместе с ним опустеешь и ты.
- Я? – у меня в горле пересохло от такого грозного предупреждения. – Но что тогда делать?
- Ты должен сам решить как помочь лугу.
- Пойти туда не знаю куда, принести то, не знаю что.
- Именно так, - согласился человечек – И раз ты знаешь это, нам не о чем больше говорить.
С этими словами фонарь исчез, а я остался один на лугу не представляя куда мне идти и что делать.
@темы: писанина